– Это – вершина человеческого Духа! – выпрямляясь, подтвердил Сологдин и помавал над головою пальцем. – Это великолепное торжество духа над плотью! Это с мечом в руках неудержимое стремление к святыням!
– И вьюки награбленного добра? Ты – докучный гидальго!
– А ты – библейский фанатик!.. то есть, одержимец! – парировал Сологдин.
– Ведь для тебя Белинский ли, Чернышевский ли, все наши лучшие просветители – недоучившиеся поповичи?!
– Долгополые семинаристы! – ликуя, добавил Сологдин.
– Ведь для тебя не говорю уже – наша, но даже Французская революция, через сто пятьдесят лет после нее – тупой бунт черни, наваждение дьявольских инстинктов, истребление нации – не так ли?
– Разумеется!! И попробуй доказать обратное! Все величие Франции кончается восемнадцатым веком! А что было после бунта? Пяток заблудившихся великих людей? Полное вырождение нации! Чехарда правительств на потеху всему миру! Бессилие! безволие! ничтожество!! прах!!!
Сологдин демонически захохотал.
– Дикарь! пещерный житель! – возмущался Рубин.
– И никогда уже Франция не поднимется! Разве толь-ко с помощью римской церкви!
– И вот еще: для тебя Реформация – не естественное освобождение человеческого разума от церковных вериг, а...
– Безумное ослепление! лютеранское сатанинство! Подрыв Европы!
Самоуничтожение европейцев! Хуже двух мировых войн!
– Ну вот... ну вот!.. Вот-вот!.. – вставлял Рубин.
– Ты же – ископаемое! ихтиозавр! О чем нам с тобой спорить? Ты видишь сам, что запутался. Не лучше ли нам разойтись мирно?
Сологдин заметил движение Рубина встать и уйти. Этого никак нельзя было допустить! – забава уходила, забава еще не состоялась. Сологдин тут же обуздался и неузнаваемо помягчел:
– Прости, Левушка, я погорячился. Конечно, час поздний, и я не настаиваю, чтоб мы брали из главных вопросов. Но давай проверим самый прием спора-поединка на каком-нибудь легком изящном предмете. Я дам тебе на выбор несколько титлов (это значило – тем). Хочешь спорить из словесности? Это – область твоя, не моя.
– Да ну тебя...
Как раз было время сейчас уйти, не подвергаясь бесславию. Рубин приподнялся, но Сологдин предупредительно шевельнулся:
– Хорошо! Титл нравственный: о значении гордости в жизни человека!
Рубин скучающе пожевал:
– Неужели мы гимназистки?
И – поднялся между кроватями.
– Хорошо, такой титл... – схватил его за руку Сологдин.
– Да пошел ты... – отмахнулся Рубин, смеясь. – У тебя же все в голове перевернуто! На всей Земле ты один остался, кто еще не признает трех законов диалектики. А из них вытекает – все!
Сологдин светлой розовой ладонью отвел это обвинение:
– Почему не признаю? Уже признаю.
– Ка-ак? Ты – признал диалектику? – Рубин за-сюсюкал трубочкой:
– Цыпочка! Дай я тебя поцелую! Признал?
– Я не только ее признал – я над ней думал! Я два месяца думал над ней по утрам! А ты – не думал!
– Даже думал? Ты умнеешь с каждым днем! Но тогда о чем же нам спорить?
– Как?! – возмутился Сологдин. – Опять не о чем? Нет общей основы – не о чем спорить, есть общая основа – не о чем спорить! Нет уж, теперь изволь спорить!
– Да что за насилие? О чем спорить?
Сологдин вслед за Рубиным тоже встал и размахивал руками:
– Изволь! Я принимаю бой на самых невыгодных для меня условиях. Я буду бить вас оружием, вырванным из ваших же грязных лап! О том будем спорить, что вы сами трех ваших законов не понимаете! Пляшете, как людоеды вокруг костра, а что такое огонь – не понимаете. Могу тебя на этих законах ловить и ловить!
– Ну, поймай! – не мог не выкрикнуть Рубин, злясь на себя, но опять погрязая.
– Пожалуйста. – Сологдин сел. – Присаживайся.
Рубин остался на ногах.
– Ну, с чего б нам полегче? – смаковал Сологдин. – Законы эти – указывают нам направление развития? Или нет?
– Направление?
– Да! Куда будет развиваться... э-э... – он поперхнулся – ...процесс?
– Конечно.
– И в чем ты это видишь? Где именно? – холодно допрашивал Сологдин.
– Ну, в самих законах. Они отражают нам движение.
Рубин тоже сел. Они стали говорить тихо, по-деловому.
– Какой же именно закон дает направление?
– Ну, не первый, конечно... Второй. Пожалуй, третий.
– У-гм. Третий – дает? И как же его определить?
– Что?
– Направление, что! Рубин нахмурился:
– Слушай, а зачем вообще эта схоластика?
– Это – схоластика? Ты не знаком с точными науками. Если закон не дает нам числовых соотношений, да мы еще не знаем и направления развития – так мы вообще ни черта не знаем. Хорошо. Давай с другой стороны. Ты легко и часто повторяешь: «отрицание отрицания». Но что ты понимаешь под этими словами? Например, можешь ты ответить: отрицание отрицания – всегда бывает в ходе развития или не всегда?
Рубин на мгновение задумался. Вопрос был неожидан, он не ставился так обычно. Но, как принято в спорах, не давая внешне понять заминки, поспешил ответить:
– В основном – да... Большей частью.
– Во-от!! – удовлетворенно взревел Сологдин. – У вас целый жаргон – «в основном», «большей частью»! Вы разработали тысячи таких словечек, чтоб не говорить прямо. Вам скажи «отрицание отрицания» – и в голове у вас отпечатано: зерно – из него стебель – из него десять зерен. Оскомина!
Надоело! Отвечай прямо: когда «отрицание отрицания» бывает, а когда – не бывает? Когда его нужно ожидать, а когда оно невозможно?
У Рубина следа не осталось его вялости, он подсобрался сам и собирал свои уже разбредшиеся мысли на этот никому не нужный, но все равно важный спор.